Ч|
КРИК?
НАСИЛИЕ?
БЕШЕНСТВО?
ТЫ ПРИВЫК ВИДЕТЬ ЗЛО В ТОМ,
ЧТО ВЫБИВАЕТСЯ ИЗ УСТАНОВЛЕННЫХ ОБЩЕСТВОМ РАМОК
ЧТО ВЫБИВАЕТСЯ ИЗ УСТАНОВЛЕННЫХ ОБЩЕСТВОМ РАМОК
ОПЫТ — ПРО ЗАПОЛНЕННОСТЬ ТЕБЯ КАК ЛИЧНОСТИ
ПРИХОД К ИСТИНЕ ЧЕРЕЗ ПРЕДЕЛ
И ПОПЫТКУ ПОДСТУПИТЬ К КРАЮ
И ПОПЫТКУ ПОДСТУПИТЬ К КРАЮ
ЗНАТЬ — НЕ ЗНАЧИТ ПОНИМАТЬ
ЗНАТЬ — ЗНАЧИТ ПРОЙТИ ЧЕРЕЗ
ЗНАТЬ — ЗНАЧИТ ПРОЙТИ ЧЕРЕЗ
ТЫ
ДУМАЛ
ЭТО
ЗЛО?
В этом напряжении рождается человек, который хочет выйти за рамку — не потому что она несправедлива, а потому что существует сама рамка.
Она сверкает на границе дозволенного, как рана, как обнажённый нерв. И человек тянется — не к свободе, а к краю, где свобода сливается
с ужасом, где контроль заканчивается,
и начинается опыт. Не знание, не правило, не смысл — а опыт без объяснения, без цели, без морали. Опыт, в котором ты перестаёшь быть “я” и становишься ничем — огнём, разлетающимся телом, мгновением,
в котором не остается структуры.
с ужасом, где контроль заканчивается,
и начинается опыт. Не знание, не правило, не смысл — а опыт без объяснения, без цели, без морали. Опыт, в котором ты перестаёшь быть “я” и становишься ничем — огнём, разлетающимся телом, мгновением,
в котором не остается структуры.
Запрет — вдох. Трансгрессия — выдох. Их нельзя
разделять. Одно без другого — бессмысленно.
Человек, по Батаю, — не существо морали,
а существо, вечно идущее на раз-
рыв, к своему пределу, к смерти,
к бездне, чтобы снова стать жи-
вым. И если ты не идёшь — зна-
чит, ты уже мёртв. Ты не свободен, пока
не прикоснулся к тому, что разруша-
ет твоё представление о свободе. Вот там —
за гранью — начинается экстаз. И, быть
может, зло.
разделять. Одно без другого — бессмысленно.
Человек, по Батаю, — не существо морали,
а существо, вечно идущее на раз-
рыв, к своему пределу, к смерти,
к бездне, чтобы снова стать жи-
вым. И если ты не идёшь — зна-
чит, ты уже мёртв. Ты не свободен, пока
не прикоснулся к тому, что разруша-
ет твоё представление о свободе. Вот там —
за гранью — начинается экстаз. И, быть
может, зло.
Зло здесь — не противоположность добру, а форма обнажённости, в которой стираются все роли, смыслы и маски. Это не зло как поступок. Это зло как опыт обнажения, где ты теряешь контроль, потому что сам впускаешь в себя то, что не поддаётся удержанию. Батай не призывает
к разрушению — он говорит: разрушение уже внутри нас. Мы строим цивилизацию, мораль, закон — но всё это трещит по швам в присутствии смерти, страсти, крови, смеха, в которых прорывается то, что нельзя контролировать.
к разрушению — он говорит: разрушение уже внутри нас. Мы строим цивилизацию, мораль, закон — но всё это трещит по швам в присутствии смерти, страсти, крови, смеха, в которых прорывается то, что нельзя контролировать.
Трансгрессия — это не бунт. Это ритуал разрыва.
Ты выходишь за предел — не чтобы уничтожить, а чтобы прикоснуться к себе. К себе настоящему, вне системы, вне смысла, вне слов.
«Запрет не отгоняет трансгрессию, напротив — она зависит от него точно так же, как трансгрессия зависит от существования запрета».
— Жорж Батай, «Эротизм» (1957)
Ты подходишь к краю, но не
падаешь. Ты должен сохра-
нять баланс на самом краю,
чтобы познать себя. Жорж
Батай писал о зле как о пре-
дельном опыте. Оно не при-
ходит из внешнего. Оно рожда-
ется в человеке, когда он подходит
к границе — и переходит её.
падаешь. Ты должен сохра-
нять баланс на самом краю,
чтобы познать себя. Жорж
Батай писал о зле как о пре-
дельном опыте. Оно не при-
ходит из внешнего. Оно рожда-
ется в человеке, когда он подходит
к границе — и переходит её.
Никто не расскажет про смерть лучше, чем тот, кто с ней сталкивался. Это эмоции, их нельзя передать, можно только пережить, прочувствовав на себе. Представить можно только постаравшись, и то ты будешь это делать через призму взгляда другого человека,
потому что самостоятельно выстроить достоверную картину не получится из-за
нехватки опыта.
потому что самостоятельно выстроить достоверную картину не получится из-за
нехватки опыта.
Как алкоголь. На всех он влияет по-разному: кто-то хочет спать, кто-то наоборот становится более активен, а кому-то срывает крышу. Ты не узнаешь, что будет конкретно с тобой, пока не попробуешь.
Истина, по Батаю, не даётся в ясности. Она не живёт в логике, аргументах и схемах. Истина — там, где ты больше не в силах говорить. Там, где язык ломается. Там, где ты доходишь до предела — и всё, что остаётся, это молчание, дыхание, крик, слёзы или смех.
Ты не познаешь истину, пока не расстаешься с собой — с тем, кто знает, понимает, контролирует. Батай говорит об опыте внутреннем, об опыте, в котором разум сдаёт позиции. Где ты больше не субъект, не наблюдатель, не «я» — ты становишься проходом, разрывом, дырой, через которую что-то прорывается.
Ты не познаешь истину, пока не расстаешься с собой — с тем, кто знает, понимает, контролирует. Батай говорит об опыте внутреннем, об опыте, в котором разум сдаёт позиции. Где ты больше не субъект, не наблюдатель, не «я» — ты становишься проходом, разрывом, дырой, через которую что-то прорывается.
Истина у Батая — это опыт крайнего, момент,
в котором рушатся границы: между жизнью
и смертью, телом и духом, святым и грязным. Это то, что невозможно вынести, но невозможно и не пережить, если ты действительно хочешь знать.
в котором рушатся границы: между жизнью
и смертью, телом и духом, святым и грязным. Это то, что невозможно вынести, но невозможно и не пережить, если ты действительно хочешь знать.
Потому приход к истине — это не путь учёного, а путь экстатического мученика, философа в огне, смеющегося на краю, пьяного от близости абсолютного.
Ты теряешь форму, чтобы обнаружить, что истина всегда была по ту сторону. В трансгрессии.
В экстазе. В боли, которую невозможно символизировать.
В экстазе. В боли, которую невозможно символизировать.
Опыт строит из нас личность. То, что мы проживаем, непременно оставляет на нашей личности отпечаток, изменяя её.
У Батая, например, нет чистого зла, но есть граница, которую хочется перейти.
Запрет — это не просто социальный механизм, это энергия, создающая напряжение, пульсацию между дозволенным
и невозможным.
и невозможным.
Через смерть, экстаз, разрушение — туда, где уже нельзя быть прежним. Батай называет это «внутренним опытом». То, что невозможно объяснить, только прожить.
Суд над Адольфом Эйхманом
Ответственность даже без вины. Что это значит?
Мышление как условие человеческого
Что можно подразумевать под утратой личности, и как это происходит?
Почему люди
не реагируют?
не реагируют?
Влияние на всеобщее банальное зло
Адольф Эйхман напрямую не виновен, но ответственен
Почему рутина — банальное зло?
Вы привыкли ко злу, если оно вписывается
в правила
в правила
РУТИНА КАК МЕХАНИЗМ БАНАЛЬНОГО ЗЛА
А ЧТО, ЕСЛИ СТРАШНЕЕ ТО, ЧТО КАЖЕТСЯ НОРМАЛЬНЫМ?
ОТСТУТСВИЕ МЫШЛЕНИЯ = ЗЛО
УТРАТА ЛИЧНОСТИ — ШАГ КО ЗЛУ
ТАК ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ЗЛО?
Зло бывает разным. Оно может кричать, рваться, стремиться к пределу — как у Батая. Может быть тихим, рутинным, безликим — как у Арендт. Но в обоих случаях оно начинается там, где заканчивается мысль.
НЕТ.
